20 марта текущего года исполнилось 135 лет со дня рождения российского и советского ученого, отважившегося лично обратиться к Иосифу Сталину, чтобы сохранить то, что собирал всю жизнь.

«Мы открываем экспозицию искусства Ирана. В Эрмитаже собрана лучшая в мире коллекция, особенно из серебра. Не многие знают, что показать шедевры мы можем благодаря Иосифу Орбели. В 1930-х годах Советский Союз продавал шедевры эрмитажных коллекций за рубеж, чтобы пополнить валютные запасы. Когда очередь дошла до иранских шедевров третьего-пятого веков, заместитель директора музея Орбели лично обратился к Сталину. Невероятно, но вождь запретил продажу ценностей», — говорит директор Эрмитажа Михаил Пиотровский.

И все же сокровища, включая шедевры живописи западноевропейских мастеров, уходили за границу обычно за бесценок. Чаще всего в США, обычно до десяти раз дешевле рыночной стоимости. Абсолютно законные, но с моральной точки зрения несправедливые сделки позволили американцам собрать самую крупную коллекцию Рембрандта, а ведь до революции первенство было у России. В 1934-м году Орбели стал директором Эрмитажа, и продажи предметов национального достояния резко снизились. Как это получилось?

Иосиф Абгарович Орбели родился 20 марта 1887-го года в армянской семье с аристократическими корнями: его мать была княжной Варварой Аргутинской, а отец Абгар тоже был из дворянской семьи, получил образование в Санкт-Петербургском университете, который считался лучшим в Российской империи. Окончив в 1904-м году гимназию, Иосиф поступил на исторический факультет. Еще будучи студентом, он начал заниматься археологическими раскопками. Речь идет о древнем городе Ани, который принадлежал Турции. Именно там с профессором, известным востоковедом Николаем Марром работали студенты, среди них был и Иосиф Орбели. Вместе они выкапывали памятники армянских поселений. Работы не останавливались даже во время Первой мировой войны. После заключения Брестского мира область Карса и Ани перешли Турции, и раскопки остановились.

Дворянин Орбели, потомок князей, представитель бывших имущих классов, остается в послереволюционной России. Изучение средневековой Азии и Закавказья было далекой от политики областью, и Орбели не преследовали. Ему удалось быстро подняться по ступенькам академической лестницы и получить должность первого заместителя директора Эрмитажа. Эксперт издает книгу о серебряных сокровищах иранской династии Сасанидов, и все же власть пролетариата наносит удар — принимается решение ликвидировать предмет изучения. Чиновники не понимали, зачем стране культура древних персов, ведь государству нужна валюта, а получить ее можно за эти ценности.

Идея наполнить казну за счет «бесполезных» ценностей посещала власть советов с самых первых лет ее существования. Уже в 1921-м году по приказу Ленина в принудительном порядке стали передавать в собственность государства церковные предметы. Все это делалось под видом преодоления голода, и идея выглядела благородно. Действительность была совсем другой: имущество отобрали, церковь и верующих унизили, а людей не накормили. Именно тогда начали появляться идеи от приближенных к Ленину распродать коллекции Эрмитажа, но до музея добрались только в конце двадцатых годов.

Уже при Сталине это дело доверили наркому торговли Анастау Микояну, который больше других настаивал на распродаже музейных ценностей. Идея заработать за счет музейных экспонатов выдавала в Микояне человека, который совершенно не разбирался в искусстве. В Наркомвнешторге не понимали, что это не поможет Стране Советов залатать финансовые дыры, однако остановить распродажу уже никто не мог. Наркомат внешней торговли СССР создал рабочую группу по экспорту художественных ценностей. Что подлежит продаже, а что нет, решали чиновники, у искусствоведов права голоса не было. В 1929-м году ценности из Эрмитажа начали вывозить. К 1934-му году советская власть продала 2882 картины, 59 из них — шедевры международного значения. В зоне риска оказалась коллекция древнеиранского серебра. Доказать пользу иранского серебра власти пролетариата было непросто.

Руководство Эрмитажа пыталось сократить планы, оспаривая их у внешторговского начальства, но там ценителей искусства не было. Когда стало ясно, что иранское серебро продадут, Иосиф Орбели почувствовал себя загнанным в тупик. Орбели принял самое рисковое в жизни решение — лично обратиться к человеку, у которого были безграничные возможности. Это сработало. А вот сохранить коллекцию картин не удалось, потому что Сталина побоялись спросить об этом.

Понятно, что распродажи не останавливались. За рубеж уходили работы Рафаэля, Тициана, Рембрандта и многих других художников. Чиновники ставили подписи на бумагах, где говорилось о том, что картины имеют второстепенную ценность. Внешторговцев невозможно было остановить, рычагов воздействия не было. Шедевры уходили за копейки. В общей сложности за пять лет удалось выручить 38 миллионов рублей — всего один большой завод.

На аукционе Christie’s в 2017-м году полотно Рембрандта «Двойной портрет Мартена Солманса и Опьен Коппит» ушло за 185 миллионов долларов. Эту картину в тридцатых годах продали за один миллион, учитывая инфляцию, сегодня это 12 миллионов долларов. Тогда эта выручка считалась хорошей. Нельзя также забывать о последствиях Великой депрессии в США. Даже самые состоятельные американцы старались сохранить деньги. Возможно, тяжелое положение экономики в мире стало спасением для эрмитажной коллекции — в горячке советская власть могла бы продать все.

Считается, что больше всех выиграл от той распродажи американский миллиардер, министр финансов тех времен Эндрю Меллон. С советской властью он работал через посредников, сбивал цену, спекулировал, говорят, что на этом деле Меллон заработал больше, чем СССР. Интересно то, что к Советскому Союзу Меллон относился крайне пренебрежительно. Одна рука министра покупала шедевры, а другая вводила эмбарго на ввоз дешевых советских товаров. Все наследство Меллона досталось Национальной художественной галерее в Вашингтоне. Ходят слухи, что чиновника поймали на финансовых махинациях и вынудили передать ценности государству.

В 1934-м году распродажу ценностей из Эрмитажа решили остановить. Разочаровывала низкая выручка, а возможно, кто-то из высшего руководства услышал слова американского миллиардера Галуста Гюльбенкяна: «Чем угодно можно торговать государству, но только не тем, что является национальным достоянием, продажа таких ценностей дает основание для серьезнейшего диагноза». Впрочем, сам миллиардер тоже прикупил несколько картин по сходной цене. В том же году Иосиф Орбели стал директором Эрмитажа.

На посту директора он встретил Большой террор, войну и блокаду Ленинграда и с достоинством пережил все эти испытания. Более того, на его счету немало других героических поступков. Например, во времена Большого террора мужчина лично должен был составить список сотрудников, «запятнанных» дворянским происхождением, себя Орбели поместил на первое место. Репрессии, к счастью, обошли Эрмитаж стороной. Когда началась финско-советская война, Иосиф Орбели заранее, втайне от власти, стал готовить эвакуацию коллекции. А ведь за это его могли обвинить в паникерстве. Впрочем, это помогло ему подготовить музей к 1941-му году. Благодаря Орбели два больших состава с шедеврами эрмитажной коллекции успели покинуть Ленинград до блокады. В годы войны немецкие войска целились и попадали в здание музея много раз. Орбели свидетельствовал об этом перед Нюрнбергским трибуналом. На суде адвокат Геринга задал Орбели вопрос, насколько тот разбирается в военном деле, чтобы утверждать, что немцы целенаправленно хотели нанести урон Эрмитажу. Орбели ответил: «Я не артиллерист по профессии, но в Эрмитаж попало три десятка снарядов, а в расположенный рядом мост — только два. Выбор цели очевиден», — ответил Иосиф Орбели.

Табличка с именем Иосифа Орбели украшает здание музея, ту его часть, которая обращена к Неве. Простые слова, которые напоминают, что там трудился выдающийся советский востоковед Иосиф Абгарович Орбели. А ведь ее можно было бы дополнить, ведь Орбели один из немногих людей, благодаря кому Эрмитаж существует сегодня.